Фиаско. «Среди живых мертвецов» — отчёт.

Действующие лица:

Дормидонт Голдштайн, белобрыс, голубоглаз, имеет следы зубов на правой ягодице. Рассудителен, сообразителен. Ищет своего отца.

Джефф, механик местной молодёжной банды. Разбирается в работе по металлу, владеет машиной.

Рив. Правая рука лидера местной молодёжной банды. Всячески старается заявить о себе. Имеет несколько неоплаченных счетов к старым недругам.

Дан. Вырос бок о бок с Ривом, однако пошёл по другой дорожке. Занялся наукой, через что сделал очень неуспокаивающее открытие.

Фердинанд Таубенхофф, известный остальным действующим лицам, как Фрэнк Лазарус. Школьный врач, обладающий огромных размеров мрачной тайной.

* * *

1935 год, Берлинский университет
из записей научного ассистента Фердинанда Таубенхоффа, бакалавра биологии:
«Животные, привитые агентом N, проявляют увеличенное сопротивление боли и страху, а также изрядно повышенные аггрессивность и голод. Постоянно иницируют конфликты внутри крысиного социума, убивая и поедая непривитых собратьев.
Отдельно отмечу, что агент N переносится со слюной носителя: укушенные привитыми животными обычные крысы со временем начинают демонстрировать симптомы, свойственные для привитых экземпляров. То же самое, но в более быстрые сроки, происходит с крысами, сожравшими труп привитого животного.»

* * *

1988 год, Санкт-Петербург, Аризона, США.
Из аудиодневника Фрэнка Лазаруса, школьного врача.
«Суббота, 3 июля. 5.15 АМ.
Вчера вечером ко мне пришли два юноши. Один — Джефф Смит — почти не пострадал, впрочем, ранки на сбитых костяшках и царапины начали воспаляться. Второй — Дормидонт Голдштайн — имел следы человеческих зубов на правой ягодице. Они рассказали, что на них напал спятивший директор школы.
Я не мог ошибиться. Через столько лет моя лучшая работа меня нашла.
К сожалению, я ничем не мог помочь мистеру Смиту. Я обработал ранки, и сделал ему прививку от столбняка. Но я ничего не могу гарантировать, учитывая столь явный для меня характер воспаления.
Мистеру Голдштайну (вздох) я сделал инъекцию антидота, который, надеюсь, подействует через столько лет. Я очистил и перевязал его рану, так хорошо, как только смог, и перевязал. Сейчас он уснул в лазарете. Сам факт того, что он спокойно проспал столько времени — это хороший знак.
Впрочем, как раз времени у нас нет. Насколько я помню подробности проекта Gotterdammerung, всё уже началось, и это уже не остановить. Мне нужно вывезти мальчика из этого ада, и наконец, рассказать ему всё. Слава Богу, я смогу это сделать сам, без помощи спецслужб.
Удивительно, каким тонким чувством юмора обладает судьба.»

Надиктовав эти строки, старый врач посмотрел в окно. Начинался рассвет, и, несмотря на то, что старый мир уже рухнул — в этом не было сомнений — Фердинанд невольно залюбовался зрелищем.

* * *

В это же время Дан, студент этой же школы, слушал сообщения по радио, и не мог поверить своим ушам. Радиостанции — те, которые хоть что-то передавали — сообщали о том, что в Америке начался хаос. «Ожившие мертвецы! Нападение зомби!». Выдвигались разные теории о том, что это такое, начиная с военного эксперимента, заканчивая биологическим оружием коммунистов.
Выглянув в окно, он увидел человекоподобную фигуру, которая, пошатываясь, брела по направлению к отдалённой автобусной остановке. Фигура приостановилась, вдруг согнулась и её вытошнило — по характеру судорог Дан был уверен в том, что происходит.
Видимо, всё было правдой. Дождавшись, пока зомби скроется из глаз, он побежал в школу, в кабинет химии: там было всё, чтобы сделать хоть какое-то оружие, которое позволит ему продержаться в живых до подхода Национальной Гвардии.
Судьба ему не улыбнулась. В кабинете химии он встретился с директором школы, измазанным кровью и слизью. Директор напал на него, и Дан в борьбе за свою жизнь схватил того за шею левой рукой, а правой разбил о голову монстра мензурку с концентрированной соляной кислотой, приготовленной для создания взрывчатки. Кислота начала разъедать всё, на что попадала — и вскоре невидящий монстр отступил.
Бережно удерживая сильно повреждённую руку, Дан побежал к своему соседу, давнему сопернику Риву, чтобы попросить у него помощи. Помощь явно была необходима.

* * *

Рив же в этот момент стоял у тела убитого им зомби. Остатки вчерашней пирушки выветривались у него из головы, а гнев и ощущение силы примиряли с жестокой действительностью.
На его глазах зомби загрыз насмерть человека в автомобиле, и что-то щёлкнуло в голове у Рива. А запах крови заставил мозг соображать быстрей.
Он направлялся зачем-то в город, в музей за велосипедом. Зачем, он уже плохо помнил, он не умел кататься на велосипедах, особенно на старинных. Но тут происходила какая-то нешуточная неразбериха.
И он мог воспользоваться ей, чтобы навестить двух старых знакомых, и, наконец, поквитаться с ними. Всё равно всё спишут на психов.
Он вытащил из багажника машины монтировку, и отправился обратно к своему дому.

* * *

Джефф Смит проснулся в квартире Рива, с которым пил всю ночь напролёт. Его разбудил грохот — кто-то судорожно колотил в дверь. Джефф выглянул в окно, и увидел, что неподалёку на четвереньках проползает странный человек, бледное лицо которого вымазано кровью.
Мигом оценив ситуацию, он стал искать оружие в чужом доме — но был неаккуратен, и опрокинул ящик с инструментами, подняв страшный грохот. В образовавшемся бардаке он выхватил то, что первое попалось под руку — плоскогубцы — и чудом успел закрыть окно до того, как странный человек успел добраться до окна и заползти в него. Напуганный происходящим, Джефф спрятался в туалете и не видел, как напавшего на него зомби заметил возвращающийся Рив.
Вид психа, пытающегося залезть в его квартиру взбесил Рива. Он сорвал зомби с карниза, на котором тот висел, и обрушил на него яростный град ударов. Не соображая уже, что он делает, издавая нечленораздельные выкрики, Рив превращал зомби в кровавую отбивную.

* * *

Дан — а колотился в дверь Рива именно он — услышав звуки борьбы и ломающихся костей, понял, что в квартиру его не пустят, а на улице происходит что-то страшное. Он полез наверх, пока не упёрся в люк на крышу. Осторожно, чтобы не поранить уже онемевшую левую руку, он выполз на крышу из красной черепицы, и не смог победить своё любопытство. Он посмотрел вниз, чтобы узнать, что же именно там происходит — и как раз встретился глазами с Ривом, который закончил избивать зомби.
Рив ухмыльнулся, и начал подниматься по лестнице. Он нашёл своего соседа, с которым хотел обсудить массу интересных вещей, начав хотя бы с того, как тот в четырёхлетнем возрасте отобрал у трёхлетнего Рива трёхколёсный велосипед.
Велосипед, да, вспомнил Рив, проводя покрытой кровью и слизью монтировкой по перилам лестницы. Рив не забыл про велосипед.
Выбравшись на крышу, он увидел Дана, который осторожно полз к своей квартире. Нехорошо улыбнувшись, он нагнал своего соседа, и замахнулся на него монтировкой.
И тут Дану удивительно повезло.

* * *

Всё это время Фредерик Таубенхофф, бывший ведущий специалист Аннербе, нацистский преступник, доселе успешно скрывавшийся под именем Фрэнка Лазаруса, провёл в поисках формулы. Используя образец слюны, полученный из укуса на ягодице Голдштайна, он сумел-таки сделать небольшое количество состава, который в теории должен был мгновенно убить любого Ubersoldat, попав к тому в организм.
К сожалению, он смог синтезировать лишь одну дозу вещества, и не знал наверняка, сработает ли этот эксперимент. Впрочем, бывший ведущий специалист Аннербе, чьи работы в своё время составили основную базу проекта «Сумерки богов», мог положиться на свою удачу — она его пока ещё не подводила.

* * *

Дормидонт Голдштайн проснулся в лазарете. Он отвратительно себя чувствовал, однако сумел подняться и найти живого человека — им оказался мистер Лазарус, школьный врач. Лазарус, с удивительно спокойным выражением лица, сообщил ему страшную новость: мирное население городка стало жертвами военного эксперимента, превращающего людей в зомби, так называемых Ubersoldaten. Дормидонт удивился, как легко и чисто доктор произнёс немецкое слово.
Ужаснувшийся юноша спросил доктора о телефоне, и ему повезло — в мед-кабинете был служебный экстренный телефон, который работал, в отличие от городских линий. Дормидонт связался со своей семьёй в Вермонте, и понял, что там творится что-то похожее. Он попытался успокоить мать, с которой разговаривал. Впрочем, та сказала, чтобы он не думал о них, и попытался выбраться сам. И сообщила ему то, что раньше не говорила никогда. Оказывается, его отец живёт там, рядом с ним, в Санкт-Петербурге и зовут его Фердинанд...
Далее связь прервалась.
Шокированный услышанным, Дормидонт упал бы — если бы не стул, услужливо подставленный доктором, который черезвычайно внимательно следил за разговором своего юного пациента.

* * *

Случайно проезжавший мимо шериф заметил, как на крыше происходит что-то неладное. Выйдя из машины он как раз успел увидеть замах Рива и выстрелил, особо не целясь, скорей пытаясь привлечь внимание.
И он его привлёк. Обернувшись на источник шума, Рив поскользнулся на скользкой черепице и пошатнулся. Воспользовавшись этой паузой, Дан ударил его ногой и, уже не оглядываясь быстро полез по крыше в сторону своих окон на третьем этаже. Он не видел, как Рив, уже полностью потеряв равновесие, упал и соскользнул с крыши, ухитрившись зацепиться лишь за водосток.

* * *

Джефф, дождавшийся, пока звуки борьбы, а затем и мерные шаги, сопровождаемые металлическим скрежетом, стихнут, рискнул выбраться на улицу. Он не обращал внимание на неважное самочувствие, списывая его на стресс и последствия вчерашней попойки. Самое главное, что его сейчас волновало — это то, как ему выбраться отсюда и попасть в свою автомастерскую. Там есть машина, есть пистолет, есть инструменты, есть масса полезных вещей, которые можно взять собой, потом заехать к Джейн, милой Джейн — и уехать из этого сошедшего с ума города.
Взгляд его, блуждавший из стороны в сторону, выхватил чей-то велосипед, прицепленный замком к ограде. Джефф кинулся к нему и стал возиться с замком — пригодились плоскогубцы, которые он нашёл в квартире Рива и всё ещё сжимал в руке. не обращая внимания на крики полицейского, на глазах которого он нагло угонял велосипед, Джефф скусил замок, вскочил в седло и был таков.

* * *

Доктор Лазарус и Дормидонт Голдштайн беседовали. У них появился план, как можно найти машину, и добраться до одной из ближайших ферм, где у доктора находился небольшой схрон «как раз на случай подобного сумасшедшего дома». Услышав, как рассудительно и обстоятельно отнёсся юноша к составлению плана, старый доктор улыбнулся, и с любовью и гордостью, на которые не надеялся уже и сам, произнёс: «Это мой мальчик». И рассказал ему о том, что на самом деле он не Фрэнк Лазарус, а Фердинанд Таубенхофф, его отец.
Впрочем, времени у них было и впрямь в обрез — и пообещав рассказать всё поздней, Фердинанд предложил сначала добраться до фермы. Они без проблем нашли ключи от машины, а затем и машину от этих ключей — и покинули начавший уже пустеть Санкт-Петербург.

* * *

Рив, изрыгая проклятия, полз, цепляясь за предательски скрипящий водосток. Ему оставалось добраться до водосточной трубы всего каких-нибудь два метра — и он сумел бы спуститься вниз, но крепления водостока вдруг издали мелодичный звон и сломались.
С высоты трёх этажей Рив рухнул на крышу удачно припаркованного микроавтобуса, и скатился на землю.
Тут его и обнаружил подбежавший шериф. Не теряя времени, он приковал шокированного ударом и болью от сломанных при падении рёбер к этому самому микроавтобусу. Закончив это, шериф двинулся дальше, на поиски причины всех этих беспорядков.

* * *

Дан, благополучно добравшись до своей квартиры, собирал вещи. Сухой паёк, предметы гигиены, бейсбольная бита — единственное оружие, часы, компас...
Он помнил, что по инструкции при черезвычайных событиях все должны были собираться в школьном спортивном зале, где преподаватели бы организовали оборону от этих трупов.
Наверняка в спортивном зале уже собралось много народу. Вместе они смогут дать отпор зомби и продержаться до появления армии и национальной гвардии. Вместе они смогут.
Собравшись, он пустился в дорогу, избегая встреч с живыми мертвецами. Однако когда он добрался до спортивного зала, он обнаружил там лишь тела нескольких человек, которые при всём желании не смогли бы ему помочь. Он позвал на помощь, надеясь на чудо, но никто не отозвался, кроме нескольких зомби, которые были не прочь позавтракать ещё одним «живцом».

* * *

Субботним вечером Фердинанд Таубенхофф сидел у костра и смотрел в одну точку.
Всё было кончено, и он с иронией сознавал, что весь этот ад — результат его, Таубенхоффа, стараний. Уже не важно было, кто инициировал этот старый проект нацистов, Фердинанду было отчётливо понятно, что этих монстров создал он сам, ещё тогда, на службе фюреру и Рейху.
А ещё он потерял сына. Фердинанд не смог скрыть от единственного человека, который не был ему безразличен в этом мире, ни того, кем он был, ни того, что он сделал.
И Дормидонт не смог принять в своей жизни такого отца, чудовище, которое было причиной стольких смертей. Он просто встал и ушёл.
Для Фердинанда Таубенхоффа, бывшего ведущего специалиста Аннербе, гениального биохимика, всё было кончено.
Он посмотрел на шприц с фосфорецирующей красной жидкостью — своим секретным составом — и вздохнул. С него всё началось, им всё и закончится. Будь что будет.
Доктор Таубенхофф сделал укол секретного состава, смертельного яда самому себе.

* * *

Дормидонт Гольдштайн сидел в машине и никак не мог сообразить, что ему делать. За этот день он потерял всё — семью, свою старую жизнь, свою мечту. Идти ему было некуда, и он просто безмолвно сидел на водительском сидении.
Из этого состояния его вывел ещё один зомби, который с грохотом вскочил на капот машины. Зомби видел его, но пока не мог понять, как добраться до живого, запертого в этой металлической коробке — а юноша с ужасом узнал в живом мертвеце своего так называемого отца.
То ли удача, до сих пор сопутствующая немцу, сегодня отвернулась ему во всём, то ли годы взяли своё — но состав оказался не ядом, смертельным равно для живых и не-живых, а вариантом штамма, порождающего чудовищ.
Первый удар по стеклу заставил Дормидонта искать ключи в бардачке. Руки тряслись, и завести машину удалось далеко не с первого раза, а когда машина набрала скорость — бывший биохимик уже вцепился в плечо Голдштайна своими зубами.
Впрочем, машину трясло и мотало, и наконец юноша сумел стряхнуть мертвеца с капота. клацая зубами от шока и ужаса, он ехал вперёд, к неизвестной цели.

* * *

В конце концов Рив сумел освободиться. Шериф так и не пришёл, и что-то подсказывало Риву, что шерифа он уже не увидит. Везде царила паника, везде люди воевали с зомби, и с людьми. Начинался новый мир, в котором всё решалось с позиции силы.
Рив улыбался во весь рот, и был абсолютно счастлив. Этот новый мир его полностью устраивал.

* * *

Джефф удалялся от Санкт-Петербурга на машине, по другой дороге, нежели Голдштайн.
Он ничего не чувствовал, и не понимал уже, отчего. То ли он действительно перепил вчера с Ривом, то ли устал, то ли заболел, но его это уже не заботило.
Он опоздал к Джейн — она уже превратилась в одно из этих кровожадных чудовищ. Впрочем, он любил её, и не сумел уехать прежде, чем избавил её от мук подобного существования. Банды тоже уже не существовало, и теперь он был полностью свободен.
В его крови циркулировал тот же самый вирус, что и у остальных. Это происходило куда медленней, чем у других, однако, тем не менее, это происходило.
Впрочем, если бы Джеффу об этом кто-нибудь рассказал — вряд ли это что-то изменило.
Он ехал в закат.

* * *

Дана нашли через шесть недель немногие уцелевшие гвардейцы. Он был несомненно жив, хотя и покрыт кровью, и грязью.
Он знал, как приготовить пищу на огне, он знал, как спать на деревьях так, чтобы тебя не нашли живые мертвецы, и он научился хорошо прятаться. Однако, казалось, этот человек никогда не умел разговаривать, никому не доверял. Он был скорей зверем, чем человеком.
Гвардейцы попытались добиться от него, что с ним произошло, однако Дан забился в угол и не отвечал. Он съел всё, что ему предложили — но не раньше, чем его оставили с пищей наедине.
Той же ночью он скрылся, и никто его больше не видел.

* * *

Переломанный зомби, который когда-то был доктором Таубенхоффом, недолго оставался таковым. Вскоре после падения с машины его нашли двое Ubersoldaten, которые были голодны уже настолько, что им всё равно было, чью плоть есть.
Впрочем, самому Таубенхоффу было уже всё равно.

* * *

Дормидонт оказался заперт в своей разлагающейся гниющей оболочке. Несмотря на введённый ему ранее антидот, он оказался беззащитен перед мутировавшим штаммом.
В какой-то мере он стал тем самым Ubersoldat, которых старался вывести в третьем Рейхе Таубенхофф: достаточно неживым, чтобы не чувствовать боли, и достаточно живым, чтобы думать и соображать.
Впрочем, ему от этого было не легче. День за днём он чувствовал нестерпимый голод, охотился за дичью, терял внешний человеческий облик — но сохранял достаточную ясность мышления, чтобы биться в ужасе и сознавать, что ничего с этим поделать не может. Достаточно долго.